Неточные совпадения
С ребятами, с дево́чками
Сдружился, бродит по лесу…
Недаром он бродил!
«Коли платить не можете,
Работайте!» — А в чем твоя
Работа? — «Окопать
Канавками желательно
Болото…» Окопали мы…
«Теперь рубите лес…»
— Ну,
хорошо! — Рубили мы,
А немчура показывал,
Где надобно рубить.
Глядим: выходит просека!
Как просеку прочистили,
К болоту поперечины
Велел по ней возить.
Ну, словом: спохватились мы,
Как уж дорогу
сделали,
Что немец нас поймал!
— Да вот посмотрите на лето. Отличится. Вы гляньте-ка, где я сеял прошлую весну. Как рассадил! Ведь я, Константин Дмитрич, кажется, вот как отцу родному стараюсь. Я и сам не люблю дурно
делать и другим не велю. Хозяину
хорошо, и нам
хорошо. Как глянешь вон, — сказал Василий, указывая на поле, — сердце радуется.
В глазах родных он не имел никакой привычной, определенной деятельности и положения в свете, тогда как его товарищи теперь, когда ему было тридцать два года, были уже — который полковник и флигель-адъютант, который профессор, который директор банка и железных дорог или председатель присутствия, как Облонский; он же (он знал очень
хорошо, каким он должен был казаться для других) был помещик, занимающийся разведением коров, стрелянием дупелей и постройками, то есть бездарный малый, из которого ничего не вышло, и делающий, по понятиям общества, то самое, что
делают никуда негодившиеся люди.
Увидав мать, они испугались, но, вглядевшись в ее лицо, поняли, что они
делают хорошо, засмеялись и с полными пирогом ртами стали обтирать улыбающиеся губы руками и измазали все свои сияющие лица слезами и вареньем.
—
Хорошо, — сказала она и, как только человек вышел, трясущимися пальцами разорвала письмо. Пачка заклеенных в бандерольке неперегнутых ассигнаций выпала из него. Она высвободила письмо и стала читать с конца. «Я
сделал приготовления для переезда, я приписываю значение исполнению моей просьбы», прочла она. Она пробежала дальше, назад, прочла всё и еще раз прочла письмо всё сначала. Когда она кончила, она почувствовала, что ей холодно и что над ней обрушилось такое страшное несчастие, какого она не ожидала.
Сергей Иванович говорил, что он любит и знает народ и часто беседовал с мужиками, что̀ он умел
делать хорошо, не притворяясь и не ломаясь, и из каждой такой беседы выводил общие данные в пользу народа и в доказательство, что знал этот народ.
Но он чувствовал себя бессильным; он знал вперед, что все против него и что его не допустят
сделать то, что казалось ему теперь так естественно и
хорошо, а заставят
сделать то, что дурно, но им кажется должным.
Было что-то оскорбительное в том, что он сказал: «вот это
хорошо», как говорят ребенку, когда он перестал капризничать, и еще более была оскорбительна та противоположность между ее виноватым и его самоуверенным тоном; и она на мгновенье почувствовала в себе поднимающееся желание борьбы; но,
сделав усилие над собой, она подавила его и встретила Вронского так же весело.
— Как
хорошо вы
сделали, что вздумали приехать, — сказал он ему.
«Так он будет! — подумала она. — Как
хорошо я
сделала, что всё сказала ему».
И, не спросив у отворившего дверь артельщика, дома ли, Степан Аркадьич вошел в сени. Левин шел за ним, всё более и более сомневаясь в том,
хорошо или дурно он
делает.
И, сказав это, Левин покраснел еще больше, и сомнения его о том,
хорошо ли или дурно он
сделал, поехав к Анне, были окончательно разрешены. Он знал теперь, что этого не надо было
делать.
—
Хорошо тебе так говорить; это всё равно, как этот Диккенсовский господин который перебрасывает левою рукой через правое плечо все затруднительные вопросы. Но отрицание факта — не ответ. Что ж
делать, ты мне скажи, что
делать? Жена стареется, а ты полн жизни. Ты не успеешь оглянуться, как ты уже чувствуешь, что ты не можешь любить любовью жену, как бы ты ни уважал ее. А тут вдруг подвернется любовь, и ты пропал, пропал! — с унылым отчаянием проговорил Степан Аркадьич.
— Нет, я узнала бы. Как
хорошо вы
сделали, что дали нам знать! Не было дня, чтобы Костя не вспоминал о вас и не беспокоился.
Но этак нельзя было жить, и потому Константин пытался
делать то, что он всю жизнь пытался и не умел
делать, и то, что, по его наблюдению, многие так
хорошо умели
делать и без чего нельзя жить: он пытался говорить не то, что думал, и постоянно чувствовал, что это выходило фальшиво, что брат его ловит на этом и раздражается этим.
И я до сих пор не знаю,
хорошо ли
сделала, что послушалась ее в это ужасное время, когда она приезжала ко мне в Москву.
Левин очень
хорошо знал, что «как бы не тронулся» значило, что семянной английский овес уже испортили, — опять не
сделали того, что он приказывал.
— Очень
хорошо; положим, что я
сделаю это, — сказала она.
Только первое время, пока карета выезжала из ворот клуба, Левин продолжал испытывать впечатление клубного покоя, удовольствия и несомненной приличности окружающего; но как только карета выехала на улицу и он почувствовал качку экипажа по неровной дороге, услыхал сердитый крик встречного извозчика, увидел при неярком освещении красную вывеску кабака и лавочки, впечатление это разрушилось, и он начал обдумывать свои поступки и спросил себя,
хорошо ли он
делает, что едет к Анне.
Чичиков между тем так помышлял: «Право, было <бы>
хорошо! Можно даже и так, что все издержки будут на его счет. Можно даже
сделать и так, чтобы отправиться на его лошадях, а мои покормятся у него в деревне. Для сбереженья можно и коляску оставить у него в деревне, а в дорогу взять его коляску».
Когда приказчик говорил: «
Хорошо бы, барин, то и то
сделать», — «Да, недурно», — отвечал он обыкновенно, куря трубку, которую курить
сделал привычку, когда еще служил в армии, где считался скромнейшим, деликатнейшим и образованнейшим офицером.
Председатель никак не мог понять, как Павел Иванович, так
хорошо и, можно сказать, тонко разумевший игру, мог
сделать подобные ошибки и подвел даже под обух его пикового короля, на которого он, по собственному выражению, надеялся, как на Бога.
— Пойдем осматривать беспорядки и беспутство мое, — говорил Хлобуев. — Конечно, вы
сделали хорошо, что пообедали. Поверите ли, Константин Федорович, курицы нет в доме, — до того дожил. Свиньей себя веду, просто свиньей!
«Положим, — думал я, — я маленький, но зачем он тревожит меня? Отчего он не бьет мух около Володиной постели? вон их сколько! Нет, Володя старше меня; а я меньше всех: оттого он меня и мучит. Только о том и думает всю жизнь, — прошептал я, — как бы мне
делать неприятности. Он очень
хорошо видит, что разбудил и испугал меня, но выказывает, как будто не замечает… противный человек! И халат, и шапочка, и кисточка — какие противные!»
В числе предметов, лежавших на полочке Карла Иваныча, был один, который больше всего мне его напоминает. Это — кружок из кардона, вставленный в деревянную ножку, в которой кружок этот подвигался посредством шпеньков. На кружке была наклеена картинка, представляющая карикатуры какой-то барыни и парикмахера. Карл Иваныч очень
хорошо клеил и кружок этот сам изобрел и
сделал для того, чтобы защищать свои слабые глаза от яркого света.
Тем временем через улицу от того места, где была лавка, бродячий музыкант, настроив виолончель, заставил ее тихим смычком говорить грустно и
хорошо; его товарищ, флейтист, осыпал пение струн лепетом горлового свиста; простая песенка, которою они огласили дремлющий в жаре двор, достигла ушей Грэя, и тотчас он понял, что следует ему
делать дальше.
Хорошо, что оно так странно, так однотонно, музыкально, как свист стрелы или шум морской раковины; что бы я стал
делать, называйся ты одним из тех благозвучных, но нестерпимо привычных имен, которые чужды Прекрасной Неизвестности?
Раскольников шел грустный и озабоченный; он очень
хорошо помнил, что вышел из дому с каким-то намерением, что надо было что-то
сделать и поспешить, но что именно — он позабыл.
— Это правда, — как-то особенно заботливо ответил на это Раскольников, — помню все, до малейшей даже подробности, а вот поди: зачем я то
делал, да туда ходил, да то говорил? уж и не могу
хорошо объяснить.
Паратов (Гавриле).
Хорошо, срежь! (Вожеватову.)
Делайте, господа, со мной что хотите.
Илья. Сейчас, барышня! (Берет гитару и подстраивает.) Хороша песня; она в три голоса хороша, тенор надо: второе колено
делает… Больно
хорошо. А у нас беда, ах, беда!
Кнуров. Да, с деньгами можно дела
делать, можно. (С улыбкой.)
Хорошо тому, Василий Данилыч, у кого денег-то много.
— Ну, матушка, — возразил Иван Кузмич, — оставайся, пожалуй, коли ты на крепость нашу надеешься. Да с Машей-то что нам
делать?
Хорошо, коли отсидимся или дождемся сикурса; [Сикурс (воен., устар.) — помощь.] ну, а коли злодеи возьмут крепость?
— Ты поступил
хорошо, потому что бедным детям надо играть и резвиться, и кто может
сделать им какую-нибудь радость, тот напрасно не спешит воспользоваться своею возможностию. И в доказательство, что я права, опусти еще раз свою руку в карман попробуй, где твой неразменный рубль?
— Невесте идет принарядиться, — сказала бабушка: — это памятный день в жизни каждой девушки, и это очень похвально, чтобы ее обрадовать, — от радости всякий человек бодрее выступает на новый путь жизни, а от первого шага много зависит. Ты
сделал очень
хорошо, что обрадовал бедную невесту.
— Я — тоже спал, да! Я был здоровый человек и
хорошо спал. Теперь вы
сделали, что я буду плохо спать. Я требую доктора.
— Я думаю, это — очень по-русски, — зубасто улыбнулся Крэйтон. — Мы, британцы,
хорошо знаем, где живем и чего хотим. Это отличает нас от всех европейцев. Вот почему у нас возможен Кромвель, но не было и никогда не будет Наполеона, вашего царя Петра и вообще людей, которые берут нацию за горло и заставляют ее
делать шумные глупости.
«Красива, умела одеться, избалована вниманием мужчин. Книжной мудростью не очень утруждала себя. Рациональна. Правильно оценила отца и
хорошо выбрала друга, — Варавка был наиболее интересный человек в городе. И — легко “
делал деньги”»…
О боге она говорила, точно о добром и
хорошо знакомом ей старике, который живет где-то близко и может
делать все, что хочет, но часто
делает не так, как надо.
Хорошо бы внезапно явиться пред ними и сказать или
сделать что-нибудь необыкновенное, поражающее, например, вознестись на воздух или перейти, как по земле, через узкую, но глубокую реку на тот берег.
— У меня тридцать восемь и шесть, — слышал он тихий и виноватый голос. — Садитесь. Я так рада. Тетя Тася,
сделайте чай, —
хорошо?
— Нет, не знаю, — ответил Самгин, чувствуя, что на висках его выступил пот, а глаза сохнут. — Я даже не знал, что, собственно, она
делает? В технике? Пропагандистка? Она вела себя со мной очень конспиративно. Мы редко беседовали о политике. Но она
хорошо знала быт, а я весьма ценил это. Мне нужно для книги.
Которые не могут жить сами собой, те умирают, как лишний сучок на дерево; которые умеют питаться солнцем — живут и
делают всегда
хорошо, как надобно
делать все.
Я переписываюсь с одним англичанином, — в Канаде живет, сын приятеля супруга моего, — он очень
хорошо видит, что надобно
делать у нас…
—
Хорошо, — сказал Миша и больше не вставал, лишив этим Самгина единственной возможности
делать ему выговоры, а выговоры
делать хотелось, и — нередко. Неосновательность своего желания Самгин понимал, но это не уменьшало настойчивости желания. Он спрашивал себя...
— А когда мне было лет тринадцать, напротив нас чинили крышу, я сидела у окна, — меня в тот день наказали, — и мальчишка кровельщик
делал мне гримасы. Потом другой кровельщик запел песню, мальчишка тоже стал петь, и — так
хорошо выходило у них. Но вдруг песня кончилась криком, коротеньким таким и резким, тотчас же шлепнулось, как подушка, — это упал на землю старший кровельщик, а мальчишка лег животом на железо и распластался, точно не человек, а — рисунок…
Она
хорошо сжилась с Варварой, говорила с нею тоном ласковой старшей сестры, Варвара, будучи весьма скупой,
делала ей маленькие подарки. Как-то при Сомовой Клим пошутил с Варварой слишком насмешливо, — Любаша тотчас же вознегодовала...
— Ловко сказано, — похвалил Поярков. —
Хорошо у нас говорят, а живут плохо. Недавно я прочитал у Татьяны Пассек: «Мир праху усопших, которые не
сделали в жизни ничего, ни хорошего, ни дурного». Как это вам нравится?
Белотелова. Ну
хорошо, как-нибудь
сделаем.
Хорошо. Отчего же, когда Обломов, выздоравливая, всю зиму был мрачен, едва говорил с ней, не заглядывал к ней в комнату, не интересовался, что она
делает, не шутил, не смеялся с ней — она похудела, на нее вдруг пал такой холод, такая нехоть ко всему: мелет она кофе — и не помнит, что
делает, или накладет такую пропасть цикория, что пить нельзя — и не чувствует, точно языка нет. Не доварит Акулина рыбу, разворчатся братец, уйдут из-за стола: она, точно каменная, будто и не слышит.